автор: admin  2-05-2011, 12:00
ПОЗИЦИИ
Дмитрий Виленский
Критика "живого романтического образа"
Комментарий к взаимоотношению нового акционизма и искусства в России
В последнее время появилась серия критических материалов о феномене российского активизма - стоит упомянуть блог Павла Арсеньева на Свободе, публикацию Анатолия Осмоловского на open space, статью Андрея Ерофеева в "Артхронике", блог Кралечкина на liberty.ru и, конечно же, активность галереи "Жир" cфокусированой на репрезентации уличного и активисткого искусства и множество других материалов (1). Последние громкие акции группы "Война", недавний арест двух активистов, выход номера "Арт Хроники", посвященный их творчеству и, конечно же, присуждение им гос. премии "Инновация" также подогрели интерес к вопросу, что же такое активизм в его улично-перформативных формах, и как он соотноситься с искусством, политикой и повседневной реальностью.
Для меня этот вопрос находится не в абстрактной плоскости: я говорю с позиции участника коллектива "Что делать?", который по своему вовлечен в активисткую политику. Я исхожу из того что нам требуется создание новой солидарной композиции политически ангажированных независимых творческих высказываний, включающих в себя и карнавальные уличные формы протестных акций прямого действия и учреждающих само-организованных инициатив критического знания и своих автономных медиа ресурсов, массовой культуры сопротивления и много всего другого. Для того чтобы эта композиция стала возможной, прежде всего требуется выработка некого базового языка коммуникации, позволяющего соотносить ту или иную активность с общими задачами политики освобождения и в наших общих интересах стоит попробовать сформулировать позицию, позволяющею сообществу выработать собственные критерии оценки тех или иных практик. В данный момент складывается ситуация, когда единственным таким критерием значимости является репрессивная реакции власти на то или иное творческое высказывание и его популярность в медиа. Подобный подход, мне кажется, негативно сказывается на всех политически ангажированных практиках, так как принуждает их к существованию в одном пространстве с языком власти и популистким медиа-запросом.
Именно подобную оценку выдвигают и ведущие российские арт-эксперты. Андрей Ерофеев в своей недавней статье на сайте "АртХроники" предложил нам развернутую модель противостояния между мейнстримом российского художественного мира (минимализм, депрессивный экспрессионизм и new age) и формами социального акционизма (он их в своей статье пересмешничеством"). Согласно этой схеме, если на какой-нибудь творческий жест не последовало немедленной реакции Центра по борьбе с экстремизмом, то он не может претендовать на какую бы то ни было политическую значимость. Tо есть, мы загнали себя в ситуацию, когда только подобные формы активности считываются в нашем публичном пространстве как политически значимые. На мой взгляд, и я попробую обосновать это в своем тексте, большинство подобных практик не только не ставят под сомнение властные механизмы, а, напротив, играют на руку системе политического манипулирования/управления в России.
Практически все наши местные акционистские практики исходят из некого морального (и морализирующего) императива, который в основе своей подразумевает, что любой "безблядственный" (формулировка группы "Война") творческий акт должен быть осуществлен вне рамок институций современного искусства, без внешнего финансирования, желательно вообще без денег и без какой-бы то ни было степени саморефлексии. В принципе основания для такой позиции ясны и понятны - трудно найти что-то более "блядственное", чем российский мир искусства. Уходить из него надо. Очевидны и источники стимулируемой властью паранойи перед критической интернациональной деятельностью, за которой у нас закрепилось определение "западный грантосос" (под подобное понятие подпадает наш коллектив "Что делать?"), так что уходить, оказывается, можно только на улицу, и надеяться на успех распространения документации акций в интернете.
В тоже время важно понять, что такое наша "улица" и насколько, оказавшись за пределами интернациональной системы искусств, отказавшись от любых форм критических процедур производства знания и исследования общества, пренебрегая ответственными формами реальной социальной и политической ангажированности акционисты оказываются втянуты в пространство неких навязываемых правил игры, которые они не могут отрефлексировать. Стоит проанализировать и вскрыть, как эти правила формируются манипуляциями общественного пространства и встроены в определенные политтехнологические игры медиа, власти и ярых либералов. Но проблема, на мой взгляд, в том, что наши активисты в своем антиинтеллектуальном популистском драйве не очень способны хоть на какую-то саморефлексию о том, что же, собственно, они производят, для кого и какой может быть смысл и последствия этой активности.
И эта ситуация не случайна. Последний текст "Войны", опубликованный на сайте компании в поддержку их освобождения, дает общий ответ о том, как многие активисты видят свое положение - как одиноких образцовых романтических героев, среди мрака и ужаса местной жизни. Группа "Война" так формулирует свою позицию: "Создание образа художника как романтического героя, побеждающего зло. Создание живых романтических образцов в сегодняшнем бездушном коммерческом концептуальном искусстве" (2).
Своими акциями, последовательной стратегией повседневного поведения и интерпретаций "Война" блестяще и последовательно конвертирует многовековую архаическую традицию русского юродства в современную медиа картинку. Очевидно, что история, обряды и язык юродства отлично знакомы тартускому филологу, пиарщику группы Плуцеру Сарно, который выбрал для нашей ситуации беспроигрышный ход, полностью отменяющий любые формы критической рефлексии и политической работы, и ведущей к ещё большей мифологизации публичного пространства. Что может быть архаичней языка, описывающего, как ФСБ способно пленить богатырский хуй? Понятно что разорвать цепи может только не-человеческий герой, человек, отказавшийся от "мира" - от денег, от дома, от языка, облаченный в рубище и морящий свое тело… И группа Война принимает эту роль на себя, доводя её до предела выразительности (даже мытаря себе нашли - Леню Ебанутого) - единственное, что ускользает от рефлексии общества, радостно принимающего эти и другие формы юродства, так это то, что фигура юродивого и его (из)обличения, как бы они не выглядели радикально, всегда ограничены негативным оправданием сакральных оснований власти и веры.
Если у кого-то еще были какие-то иллюзии, что активизм должен быть соотнесен с социальной работой и политическим разумом, то группа Война как раз показывает нам что российской политике и публичной сфере разум совершенно не требуется. Tребуется постоянно показывать, что есть герои, которые живут напряженной борьбой за все хорошее против всего плохого. Плохо - это государство и все его институции, менты, нацисты, "путин", бабки, мирская тщета; ну а хорошо - это то, что в кайф, в драйв, что "безблядственно", экспрессивно и весело. При этом главный архаизирующий "темный" компонент Российской власти получает свою легитимацию, так как не происходит необходимой для реальных изменений в обществе радикальной деконструкции механизма работы власти, и она остается некой темной природной силой, который противостоит другая иррациональная стихия "народа".
Акции Войны удачны так как точнейшим образом обнажают все механизмы манипуляции публичным пространством в России и их блестящая (бес)сознательная "разводка" всех игроков, правых и левых, либералов и консерваторов, художников и активистов, оказывается уязвимой лишь с той стороны, что она построена на тех же общих, местных правилах "разводки". И это не их проблема, а проблема всех нас, которые оказались не способны создать реальную массовую оппозиционную политику. Эта проблема, также может быть интерпретирована как общая проблема активизма, пытающегося перевести на российскую территорию интернациональные методы практик "субверсивного утверждения" (subversive affirmation and overidentification) - это скажем можно проследить на анализе акции группы Война, повесивших в супермаркете геев и мигрантов, или же на театрализованном "Марше согласных", организованном в Питере различными группами активистов. Вроде бы все сделано четко, по опробованным десятилетиями активистким рецептам. Но в нашей ситуации, где большинство населения согласны с тем, что мигрантов и пидарасов стоит мочить, а количество участников акции несогласных близко к нулю, политический смысл таких утверждений теряет свою изобличительную силу и лишается (в отличие от интернациональных образцов на который они ориентированы), как мобилизационного, так и эмоционально обучающего пафоса.
Новые практики российского активизма, в основном становятся востребованными если они принимают формы производства серийных акций, распространяемых в интернете в формах видео и фотодокументации и сводимых к тиражированию считываемого за секунду спектакулярного/скандального образа. Все это способного слегка возбудить местных деклассированных офисных работников - миллионов аполитичных и циничных интернет троллей, прикованных к экрану компьютера своим производственным положением. Можно, конечно, посвятить себя их псевдо-воспитанию, но вряд ли что-то получится, кроме очередной порции развлечения за компьютером и перспективы дальнейшего выхода на страницы глянцевых журналов, что мы сейчас видим на примере успеха группы Война, мгновенно оказавшимися востребованными редакторами нашего гнилого глянца.
Как результат российский активизм сводиться к различным формам акционизма и, оказывается внеположен интернациональным тенденциям, где под социально-политической ангажированностью понимаются практики, связанные, прежде всего, со стратегиями публичной институциональной работы (прежде всего, автономисткого учреждения новых сообществ), аппелирующих к равенству и демократизации производственных отношений в культуре и, тем самым структурирующими идеологическое противостояние. А с другой стороны, с активной вовлеченностью художников в решение реальных проблем социума - тяжелой и повседневной социальной работой. Вы можете меня поправить, но я практически не могу вспомнить в российской ситуации ни одного реального взаимодействия политически вовлеченных творческих работников/активистов ни с одной категорией отверженных, которыми так богато наше общество. Ни с пенсионерами, ни с больными (будь то спид или рак), ни с мигрантами, ни с инвалидами или жертвами насилия, ни с рабочими, жильцами или с кем-то там еще. Героика жеста заводит более ярко, чем нудная работа, которую тяжело и по настоящему героически тянут какие-нибудь солдатские матери, или экологи-правозащитники или активисты "FrontAIDS".
Ситуация во многом ещё сильно отличается от прежнего парада акционизма 90-ых, который всем ставит в пример Анатолий Осмоловский. В своем критическом тексте он забывает коснуться одного важного отличия. Акционисты 90-ых - это же и главные художники и теоретики визуального, самые публикуемые авторы своего времени, которые выпускали свои журналы, вели публичную полемику, писали манифесты. Tакое ощущение, что сегодняшним акционистам сказать совершенно нечего, кроме пародии языка юродства блогов Плуцера или же подростковой наивности повторения азов анархизма. Российский акционизм становится новым сектором местной индустрии развлечений - и тем самым выпадает из пространства, как искусства, так и политики.
Возвращаясь к теме взаимоотношения искусства и акционизма стоит сказать, что когда интернациональный художник или критик вдруг начинает утверждать, что её не интересует, что есть искусство или нет, то, скорее всего, подобное утверждение выступает как конвенциональный артистический жест, возможный только внутри пространства искусства. Но есть мотивированное подозрение, что когда российский акционист говорит о своём презрение к системе искусства, то он тоже слегка лукавит и живет надеждой, что когда-нибудь его высказывание обретут легитимность именно в пространстве искусства. Подобные убеждения в том, что временная стартовая негативная "не включенность" гарантирует отложенное признание (типа мощи будут исцелять после смерти) на вряд ли сможет сработать сегодня. Не говоря уже о том что сейчас этой не включенности практически не наблюдается и большинства наших акционистов, так или иначе имеют ограниченный опыт участия в местных и интернациональных арт проектах. Проблема в том, что в сегодняшней ситуации ни одно как институциональное так и внеинституциональное произведение не может обладать претензией на радикальную формальную новизну, которое его бы автоматически вывело на последующее признание. По крайней мере, я таких не знаю - все формальные приемы акционизма и современного искусства очевидны в своей вторичности/третичности и тд. по отношению к архиву подобных практик. И это совершенно нормальная ситуация. Историческая убедительность акции, как и искусства и их потенциал становиться социальным, исторически значимым фактом происходит благодаря процедурам иной степени сложности. Я не утверждаю, что любой художник и его работа должны быть невероятно виртуозно интеллектуально нагружены, но они должны выходить на иной уровень сложности описания и конструирования своей собственной реальности, и, скажем, ряд интернациональных художников, таких как Рензо Мартенс, Клеменс Вандермейер, Омар Фаст, Мика Роттенберг, Яаэл Бартана, Джон Бок, Джоана Биллинг, Этцетара итд (специально перечисляю тех, кого, очевидно, не запишешь в интеллектуалы) создают именно другой уровень сложности взаимопроникновения творчества и политики, но при этом они не теряют спектакулярной сделанности образа. И это сочетание делает их состоявшимися и значимыми художниками. В тоже время существует огромный запрос арт системы на радикальный шик и этнотрэш, которые постоянно подпитывают спекуляции художественного рынка, и Овчаренко как наиболее продвинутый местный галерист (совладелец галереи "Жир") цинично понимает, что сюда следует вложиться. Tем более что деньги совсем смешные по сравнению с его ставками в реальном арт бизнесе. А вывезти кого-то в перспективе может на приличные цены - тем более, как я уже отметил, большинство авторов-активиствов галереи "Жир" занимаются довольно фетишизированными практиками в виде фотопринтов акций и развлекательных объектов (типа ПГ), при почти полном отсутствии, серьезного нарративного видео формата и художественных исследований. Tо есть современный российский акционизм с его ставкой на проектную статичную/картинную документацию вполне может быть быстро и легко вписан в самые неожиданные повороты рынка. Сегодня, похоже, возникает новый расклад и, очень может быть, что именно новое поколение акционистких практик, фетишизированных в формах медиа документации сможет серьезно потеснить "новых скучных" не только в публичной дискуссии (как уже произошло) но и на московских выставках. Общий консенсус с присуждением "Войне" премии "Инновация", под который подписались наиболее взаимо-несовместимые эксперты (как Деготь и Ерофеев) и галеристы (Селина, Гельман) говорит в пользу возможности такого расклада.
Всё, что я написал, - это скорее описание некой тенденции, на фоне которой любая критика может быть воспринята, как скучное брюзжание. Понятно, что поп и медиа культура, которые сохраняют гораздо более устойчивые архаические архетипы - фетишизация героев, принятие сакральности любой власти и авторитета, кликушеское обожание тела кумира, презрение к любым формам интеллектуальной работы и прочее, являются основой любой популистской политики. Не только в России, но в России в особенности, эти феномены становятся основанием легитимации власти, при всей их способности создавать яркие образцы провокационно-скандального, карнавального языка… Может ли этот язык выполнять другие задачи? На мой взгляд, не может, поэтому я считаю нужным бороться за выражение другой позиции. Поэтому я и утверждаю, что популисткие жесты в ситуации отсутствия массовой мобилизации, в момент нагнетания политической реакции, не могут стать ни хорошим искусством, ни действенной политикой. Если, скажем, милитанты идут во главе многотысячной колонны, то они отбиваются от ментов не бутылками с мочой, а коктейлями молотова и переворачивают машины не в поиске пропавшего детского мячика, а для строительства баррикад. И в момент реакции имеет смысл делать политику и искусство так, чтобы когда нибудь на улицу вышла не невменяемая толпа, объединенная понятным каждому гопнику лозунгом типа "смерть лягавым", а класс умеющий артикулировать, отстаивать и защищать свои интересы.
В тоже время, хочу заметить, что если у современного российского акционизма и есть шанс, то он и не в повторении каких-то азов полит-корректной западной народнической тенденции малых дел (community art, art therapy, conflict management, art and creative consulting) . Если она и возникнет у нас, то скорее всего примет формы какой-нибудь гельмана-едроссовской патронажной заботы об обществе (для меня это пример лично честной работы с мигрантами Ольги Житлиной, но обреченной быть реализованной в институционально мутной Перми). Нужно чего-то изобретать своё даже в довольно жутковатой ситуации, в которой мы все оказались. И не стоит всё списывать на ужасы "путинщины" и темноту российского народа - собственно этот ужас и темнота есть производное отсутствия реальной просветительской программы, за построение которой может взять ответственность только образованный класс реализуя ее в тесном взаимодействии с органическими интеллектуалами из всех слоев нашего общества.
И в этом плане не все так мрачно и у нас есть примеры, как исторические, так и современные, на которые стоит опереться. Уличный университет в Питере демонстрирует попытку совершенно иного понимания задач формирования студенческой среды и мобилизации снизу (ее тоже стоит критиковать - но по уровню задач, композиционному перформативному подходу и дискурсивным наработкам там есть все предпосылки для серьезной работы). Достойно выглядят традиционные анархисткие инициативы типа Свои 2000 и Affinity Group, которые органически укоренены в своей среде и сознательно работают над развитием определенной субкультуры (основанные на развитие эстетики журнала crimethink) способной влиять на изменение общества (антифашизм, феминизм, экологизм, достаточно вспомнить мощную манифестацию в Химках). Нельзя не упомянуть об опыте ДСПА (Движения сопротивления имени Петра Алексеева), которые также пытаются найти зоны социальной борьбы, которую можно творчески переосмыслять в участии с другими людьми. Да и недавняя активность группы Войны создавших свой фонд в поддержку политзаключенных в России и включившихся в ряд гражданских компаний вызывает уважение и надежду на то, что их будущие акции смогут приобрести новое, другое измерение.
В заключение стоит сказать, что активист не может быть заложником невменяемости политического дискурсивного пространства. Именно активисты, художники и интеллектуалы обязаны сегодня ответить на этот вызов и попытаться создать автономную публичную сферу, способную серьезно противостоять мутной политике манипуляции политтехнологов власти или же креативщиков из глянцевых журналов и мира искусства. Для этого они и нужны обществу, которое всегда находиться в становлении. Скучно это или нет, но это придется сделать - иначе нас ждет еще более скучная участь стать заложниками чужой игры.
+++++++++++++++
1 смотрите эти и другие интернет ресурсы, использованные в данном тексте
Блоги / Павел Арсеньев "Война. Пишется без кавычек?
http://origin.svobodanews.ru/content/blog/2255107.html
О группе "Война" и не только о ней Анатолий Осмоловский - 10/12/2010
http://www.openspace.ru/art/events/details/19135/
Номер Арт Хроники за апрель 2011
http://www.artchronika.ru/number.asp
2
http://free-voina.org/goals
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Другие новости по теме:
Вадим Лунгул / Критика критикиOpenspace.ru / Искусство под молотком спекулянтаБорис Гройс: "Коммунизм ведь был художественным проектом" (Искусство)КОГДА НЕОБХОДИМО СКАЗАTЬ "МЫ"Декларация "Что делать?" о политике, знании и искусстве
|
