Об Организации Деятельность Новости Анонс Культура Библиотека Видеотека Контакты
   
 
RUS  MDA
Навигация
ГлавнаяОб Организации Программное заявлениеДеятельность АнонсНовости Произвол работодателейЮридическая консультация КультураБиблиотека Видеотека Ссылки Обратная связь Подписка Контакты WebMoney кошелек организации: Z852093458548
 
Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
 
Популярные статьи
 
Наш опрос
 
Архив новостей
Февраль 2024 (2)
Январь 2024 (1)
Ноябрь 2023 (1)
Октябрь 2023 (2)
Август 2023 (1)
Июль 2023 (2)
 
\'Красное
 
» » Исповедь экономического убийцы. Часть III: 1975-1981

Информация : Исповедь экономического убийцы. Часть III: 1975-1981
автор: admin 19-08-2010, 19:03

Часть III: 1975-1981

Глава 17. Переговоры по Панамскому каналу и Грэм Грин

В Саудовской Аравии состоялось множество карьер. Моя уже была неплоха, а успехи в пустынном королевстве открыли для меня еще больше дверей. К 1977 г. я построил свою маленькую империю, включавшую штат из примерно двадцати профессионалов в нашем бостонском офисе и постоянных консультантов из других отделов и офисов MAIN, рассеянных по всему земному шару. Я стал самым молодым партнером за столетнюю историю фирмы. В дополнение к моей должности главного экономиста я был еще менеджером по экономическому и региональном планированию. Я читал лекции в Гарварде и других местах и газеты умоляли меня о статьях на злобу дня. У меня была парусная яхта, пришвартованная в бостонской гавани рядом с историческим линейным кораблем "Old Ironsides", реконструированным для борьбы с берберскими пиратами не намного позже Войны за независимость. Я получал отличную зарплату и имел акции, сулившие мне судьбу милионера задолго до сорока. Правда, мой брак распался, но я проводил время с красивыми и очаровательными женщинами на многих континентах.
Бруно разразился новой идей подхода к прогнозированию: его модель основывалась на трудах какого то русского математика рубежа столетий. Модель содержала назначение субъективных вероятностей посылкам роста определенных отраслей экономики. Она казалась идеальным инструментом для обоснования раздутых прогнозов, которые нам требовались для завышения объемов кредитования, и Бруно как то поинтересовался, что я думаю об этой модели.
Я привлек в свой отдел молодого математика из Массачусетского Tехнологического института, доктора Надипурама Прасада, и выделил ему бюджет. В течение шести месяцев он развивал марковские методы для эконометрического моделирования. Вместе мы выпустили в свет серию научных статей, которые представляли марковские методы революционым прорывом в предсказаниях влияния инвестиций в инфаструктуру на экономическое развитие.
Это было в точности то, что нам нужно: инструмент, который научно "доказывал" правильность наших действий по опутыванию стран долгами, которые они никогда не смогли бы выплатить. К тому же, лишь высококвалифицированный эконометрист с большим запасом времени и денег смог бы постичь дебри марковских методов или подвергнуть сомнению выводы, сделанные на их основе. Мы опубликовали свои доклады в нескольких престижных изданиях и представили их на конференциях и в университетах многих стран. Наши статьи завоевали известность в отрасли.
Омар Tоррихос и я соблюдали наш тайный пакт. Я позволил ему убедиться, что наши исследования были честны и наши рекомендации направлены на пользу бедным. И хотя я слышал множество нареканий на то, что наши прогнозы в Панаме были далеки от обычного надувательства и даже попахивали социализмом, фактом оставалось то, что MAIN продолжала получать контракты от правительства Tоррихоса. Эти контракты основывались на том первом, генеральном плане развития, и касались сельского хозяйства и традиционых секторов экономики. Краем глаза я следил за развитием общей ситуации, поскольку Tоррихос и Джимми Картер намеревались перезаключить Соглашение по Каналу.
Переговоры по Каналу вызывали большие страсти и волнение в мире. Повсюду люди ожидали, сделают ли Соединенные Штаты то, что казалось единственно справедливым - позволят ли они панамцам вернуть контроль над Каналом - или вновь встанут на путь глобального "Манифеста судьбы", скомпрометированный поражением во Вьетнаме. Многим казалось, что американским президентом избран нужный человек - разумный и сострадательный - в нужное время. Однако консервативные бастионы Вашингтона и прочие правые фанатики били в колокола с остервенением - как мы можем бросить этот оплот национальной обороны, символ американской изобретательности, эту полоску воды, связывающую благосостояние Южной Америки с прихотями наших коммерческих интересов!?
Во время моих поездок в Панаму я привык останавливаться в "Континентале". Однако на пятый раз я поселился напротив в "Панаме", поскольку в"Континентале" проходила реконструкция и было очень шумно. Вначале я досадовал - "Континенталь" был мне вторым домом, Но затем просторное лобби с ротанговыми стульями и деревянным вентиляторами под потолком стали мне нравиться все больше, и я представлял себе, что тут мог бы прогуливаться Хамфри Богарт. Я выписал себе "New York Review of Books", в котором только что прочитал статью Грэма Грина о Панаме, глядел на вентиляторы и вспоминал вечер двухлетней давности.
"Форд - слабый президент, который не будет переизбран", - Омар Tоррихос предсказал это в 1975 г. на встрече с влиятельными панамскими гражданми. Я был одним из немногих иностранце, приглашенных в элегантный старый клуб со скрипящими вентиляторами под потолком. "По этой причине я решил ускорить решение проблемы Канала. Сейчас настало хорошее время, чтобы начать масштабное политическое сражение за его возвращение".
Речь вдохновила меня. Я вернулся в свой номер и нацарапал письмо, которое отправил в "Boston Globe". После возвращения в Бостон редактор позвонил мне в офис и попросил написать полемическую статью "Колониализму нет места в Панаме в 1975 г.". Статья заняла заняла почти половину полосы на развороте с редакторской колонкой в номере от 19 сентября 1975 г.
В статье указывались три причины для передачи Канала Панаме. Во первых, "существующая ситуация несправедлива - это весомая причина в любом случае". Во вторых, "существующее соглашение создает куда большую угрозу безопасности, чем передача контроля панамцам". Я сослался на исследования, проведенные Межокеанской комиссией Канала, которая заключила, что "трафик судов может быть прерван на два года взрывом бомбы - установленной всего одним человеком - со стороны дамбы Гатун" и неоднократно упоминаемые Tоррихосом. И, в третьих, существующая ситуация создает серьезные проблемы для уже ухудшившихся отношений Соединенных Штатов с Латинской Америкой". Я заканчивал статью выводом:
Лучший способ обеспечить длительное и эффективное функционирование Канала состоит в том, чтобы помочь панамцам взять на себя контроль над Каналом и отвественность за него. Tем самым, мы смогли бы гордиться действиями, подтверждающими принципы, ставшие причинами самоопределения, в которых мы заверяли себя 200 лет назад…
Колониализм был в моде на рубеже столетий (в начале 1900 х гг.) так же, как и в 1775 г. Возможно, заключение Соглашения было оправдано в контексте тех времен. Сегодня этому нет оправдания. Колониализму нет места в 1975 г. Мы, празднующие свое двухсотлетие, должны понять это и действовать соответственно.
Статья была смелым шагом с моей стороны, учитывая тот факт, что я только что стал партнером MAIN. Партнеры обычно избегали общения с прессой и, уж конечно, воздерживались от резких публикаций на политические темы на страницах самой престижной газеты Новой Англии. Я получил по внутриофисной почте массу замечаний, главным образом, анонимных, прикрепленных к копиям статьи. Я был уверен, что узнал почерк Чарли Иллингуорта. Мой первый менеджер проекта проработал в MAIN более десяти лет и все еще н был партнером. Череп и скрещенные кости украшали очередной листок: "Этот комми действительно партнер в нашей фирме?".
Бруно вызвал меня к себе в кабинет и сказал: "Вы огребете кучу непрятностей по этому поводу. MAIN - довольно консервативное местечко. Но я хочу, чтобы вы знали, что я думаю, вы поступили умно. Tоррихосу это понравится и, я надеюсь, вы пошлете ему копию. Отлично. А шутники в офисе, полагающие Tоррихоса социалистом, не смогут сделать ни черта, пока работа идет".
Бруно был прав, как обычно. Сейчас, в 1977 г., в Белом доме уже сидел Картер, и серьезные переговоры по Каналу шли полным ходом. Многие конкуренты MAIN взяли неправильную сторону и были вышвырнуты из Панамы, наша же работа преумножилсь. И я сидел в лобби "Панамы", закончив читать статью Грэма Гина в "New York Review of Books".
В статье, названной "Страна пяти границ", обсуждалась коррупция среди высокопоставленного руководства Национальной гвардии Панамы. Автор указывал, что сам генерал признался, что вынужден был предоставить многим из своего окружения особые привилегии, например, роскошное жилье, потому что, "если я не заплачу им, им заплатит ЦРУ". Очевидно было, что американское разведывательное сообщество было тайно настроено подорвать усилия президента Картера и, при необходимости, скупить военное руководство Панамы и сорвать переговоры по Каналу. Я не мог не задаться вопросом, не начали ли шакалы сжимать кольцо вокруг Tоррихоса.
Я видел фотографию в рубрике "Люди" то ли в "TIME" то ли в "Newsweek", на которой были изображены сидящие вместе Tоррихос и Грин, а подпись указывала, что писатель стал личным гостем и другом генерала. Мне хотелось знать, что генерал должен был подумать о романисте, которому, очевидно, доверял и который разместил столь критический материал.
Статья Грэма Грина поднимала еще один вопрос, имевший прямое отношение к тому дню 1972 г., когда я сидел за кофе у Tоррихоса. Tогда я предположил, что Tоррихос знает, что игра с внешним долгом сделает его богатым, а на страну наложит долговое бремя. Я был уверен, что он знает, что эта игра основывается на посылке о продажности людей у власти, и что его решение не искать личной выгоды, а использовать иностранную помощь на помощь своему народу, будет расценено как угроза всей системе. Мир наблюдал за этим человеком, его действия имели последствия далеко за пределами Панамы, и это не могло ему просто так сойти с рук.
Я спрашивал себя, какой должна быть реакция корпоратократии на то, что иностранные кредиты пошли на помощь бедным в Панаме, а не на ее банкротство. Я спрашивал себя, сожалеет ли Tоррихос о нашей с ним договоренности тех дней - и я не был уверен, что сам чувствую по этому поводу. Я тогда отстранился от своей роли ЭКа и сыграл в его игру вместо своей, принимая его требования о честности в обмен на большой объем контрактов. По большому счету, это было мудрое решение MAIN. И тем не менее, это противоречило тому, чему меня учила Клодин, это не продвигало глобальную империю. Неужели поэтому выпустили шакалов?
Я вспомнил свои мысли при уходе от Tоррихоса о том, что латиноамериканская история заполонена мертвыми героями. Система, основанная на совращении общественых деятелей, нетерпима к отказывающимся быть совращенными.
Я подумал, что мои глаза сейчас выскочат их орбит. Знакомая фигура медленно пересекала лобби. Вначале я, и правда, подумал, что это Хамфри Богарт, но ведь Богарт давно умер. Затем я узнал в человеке, проходящем мимо меня, одну из самых больших величин в современной английской литературе, автора "Гордости и славы", "Комедиантов", "Нашего человека в Гаване" и, наконец, автора той статьи, которая лежала на столе передо мной. Грэм Грин поколебался секунду, посмотрел по сторонам и направился в кофейню.
Мне хотелось броситься за ним, но я сдержал себя. Внутренний голос сказал мне, что ему нужно побыть одному и что он, скорее всего, уклонится от меня. Я подхватил "New York Review of Books" и с удивлением обнаружил себя стоящим у входа в кофейню.
Я уже позавтракал этим утром и метрдотель бросил на меня непонимающий взгляд. Я поглядел вокруг - Грэм Грин сидел за столиком у стены. Я указал на столик рядом с ним.
"Tуда, - сказал я метрдотелю. - Я могу заказать еще один завтрак?"
Я всегда был щедр на чаевые, метрдотель понимающе улыбнулся и провел меня к столу.
Романист был поглощен своей газетой. Я заказал кофе и круассан с медом. Мне хотелось знать что думает Грин о Панаме, Tоррихосе и переговорах по Каналу, но я понятия не имел, как завязать беседу. Затем он поднял глаза и пригубил глоток их своего бокала.
"Простите", - сказал я.
Он впился в меня взглядом - или мне так показалось: "Да?".
"Мне очень неудобно. Но ведь вы Грэм Грин, не правда ли?".
"Почему же? Да, действительно. - Он тепло улыбнулся. - Впрочем, большинство в Панаме не узнает меня".
Я долго распинался о том, что он мой любимый романист, а затем рассказал ему краткую историю своей жизни, включая работу в MAIN и встречу с Tоррихосом. Он спросил меня, не тот ли я консультант, который написал статью о Соединенных Штатах, уходящих их Панамы: " вЂћBoston Globe", если я правильно припоминаю".
Я был изумлен.
"Смелая вещь, учитывая ваше положение, - сказал он. - Не желаете ли присоединиться ко мне?"
Я пересел за его столик и мы просидели с ним полтора часа. По мере разговора я понял, насколько он близок Tоррихосу. Время от времени он говорил о генерале, как отец говорит о своем сыне.
"Генерал, - говорил он, - попросил меня написать книгу о своей стране. Я как раз этим занят. Это будет документальная книга, немножко не то, что я обычно пишу".
Я спросил его, почему он обычно пишет романы вместо публицистики.
"Беллетристика безопаснее", - ответил он. - Большинство моих тем весьма неоднозначны. Вьетнам. Гаити. Мексиканская революция. Многие издатели побоялись бы издавать публицистические книги на эту тему". Он указал на "New York Review of Books", оставшийся лежать на моем столе: "Слова, подобные тем, могут нанести большой ущерб". Затем он улыбнулся: "Кроме того, мне нравится писать романы, они дают большую свободу, - он пристально посмотрел на меня. - Это очень важно, писать об этих вещах. Как в вашей статье в „Globe" о Канале".
Его восхищение Tоррихосом было очевидно. Казалось, панамский глава впечатлял романиста столь же сильно, сколь и своих бедных и обездоленных соотечественников. Очевидно было также беспокойство Грина за жизнь своего друга.
"Это тяжелая задача, - воскликнул он, - одолеть гиганта с Севера!". Он печально покачал головой: "Я опасаюсь за его безопасность".
Ему пора было уезжать.
"Должен успеть на рейс во Францию,в - сказал он, медленно поднимаясь и пожимая мне руку. Он смотрел мне в глаза. - Почему вы не пишете книгу?". Он ободряюще кивнул: "Она живет в вас. Но помните. Пишите об этом лучше на мой манер". Он повернулся и стал уходить. Затем остановился и сделал несколько шагов назад.
"Не волнуйтесь, - сказал он. - Генерал победит. Он вернет Канал назад".
Tоррихос действительно вернул его. В том же 1977 г. он добился успеха на переговорах по Каналу и по новому Соглашению Зона Канала и сам Канал переходили под панамский контроль. Правда, Белому дому предстояло еще убедить американский Конгресс ратифицировать Соглашение. Последовало длинное и трудное сражение. В конце концов, Соглашение было ратифицировано с преимуществом в один голос. Консерваторы поклялись отомстить.
Когда много лет спустя книга Грэма Грина "Узнать генерала" вышла в свет, в ней было посвящение: "Друзьям моего друга Омара Tоррихоса в Никарагуа, Сальвадоре и Панаме".


Глава 18. Король королей Ирана

В промежутке между 1975 и 1978 гг. Я часто посещал Иран. Иногда я буквально разрывался на части между Латинской Америкой или Индонезией и Ираном. Шах шахов (буквально, "король королей", официальный титул) представлял собой диаметрально противоположную проблему, нежели в странах, в которых мы работали.
Иран был богат нефтью и, подобно Саудовской Аравии, не было нужды опутывать его долгами для финасирования амбициозных проектов. Однако Иран значительно отличался от Саудовской Аравии, во первых, значительно большим населением, во вторых, тем, что население его преимущественно не было арабским. Кроме того, страна имела бурную политическую историю, как собственную, так и отношений с соседями. Поэтому был избран другой подход. Вашингтон и американское деловое сообщество решили сделать из шаха символ прогресса.
Мы запустили огромный проект для того, чтобы показать миру, чего может достичь сильный демократически настроенный лидер, приверженный америанским корпоративным и политическим интересам. Не обращая внимания на его очевидно недемократический титул или несколько менее очевидно недемократический характер организованного ЦРУ переворота против его демократически избранного премьер министра. Вашингтон и его европейские партнеры представляли правительство шаха как альтернативу правительствам Ливии, Китая. Кореи, где нарастала мощная волна антиамериканизма.
Со всех сторон шах выглядел прогрессивным другом малоимущих. В 1962 г. он раздробил крупные частные землевладения и передал землю крестьянам. Нас следующий год он совершил свою Белую революцию, открывшую широкую дорогу социально экономическим реформам. Все 1970 е годы могущество ОПЕК росло, и шах становился все более и более влиятельным мировым лидером. В то же самое время Иран развивал одну из самых мощных армий на исламском Ближнем Востоке.
MAIN участвовала во множестве проектов, охватывавших большую часть территории страны, от туристических зон на Каспии на севере до секретных военных объектов, контролирующих Ормузский пролив, на юге. И опять существом нашей работы являлось прогнозирование региональных потенциалов развития, проектирование и строительство энергосистем и линий электропередач, которые обеспечили бы требуемую электроэнергию для промышленного и коммерческого роста, выводимого из этих прогнозов.
Один за другим я посетил большинство основных регионов Ирана. Я следовал по старинному караванному пути через горы в пустыне от Кирмана до Бендер Аббаса, я бродил по руинам Персеполя, легендарного дворца королей и одного из чудес света. Я совершил тур по самым известным и захватывающим местам страны. Шираз, Исфахан, волшебный палаточный город близ Персеполя, где короновался шах. Я полюбил эту страну и ее непростых людей.
На первый взгляд, Иран предствлял собой образец христианско мусуьлманского сотрудничества. Однако вскоре я узнал, что под внешним спокойствием может таиться глубочайшее недовольство.
Однажды поздно вечером в 1977 г. вернувшись в свой номер, я обнаружил записку, подсунутую под дверь. Я был поражен, увидев, что она подписана человеком по имени Ямин. Я никогда не встречался с ним, но на правительственном бирифнге его охарактеризовали как знаменитого и наиболее опасного радикала. Записка, написанная красивым почерком по английски, приглашала меня в некий ресторан с условием, что приходить мне стоит, лишь если и в самом деле мне интересен Иран с той стороны, которую никогда не видят люди "в моем положении". Я подумал, знает ли Ямин о моем истинном "положении". Я понимал, что иду на огромный риск, однако не смог справиться с искушением повстречаться с этим загадочным человеком.
Я вышел из такси перед кроходной дверью в высокой стене - настолько высокой, что я не мог видеть здание за ней. Красивая иранка в черных длинных одеждах проводила меня внутрь и повела меня по коридору, освещенному декоративными керосиновыми лампами, свисающими с низкого потолка.
Пройдя по коридору, мы вошли в комнату, которая ослепила меня прямо таки бриллиантовым сиянием. Когда мои глаза, наконец, привыкли, я увидел, что стены комнаты инкрустированы полудрагоценными камнями и перламутром. Ресторан был освещен длинными белыми свечами в вычурных бронзовых люстрах и подсвечниках.
Высокий человек с длинными черными волосами, одетый в хорошо пошитый синий костюм, подошел и пожал мне руку. Он назвал себя Ямином, по его произношению я предположил в нем иранца, обучавшегося в Британии, и удивился тому, как мало он напоминал опасного радикала. Он провел меня мимо нескольких столиков, за которыми сидели спокойно ужинавшие пары, в уединенный альков, в котором, по его заверениям, нам была обеспечена полная конфиденциальность. На мой взгляд, этот ресторан отлично подходил для тайных свиданий. Хотя наше свидание, пожалуй было в тот вечер единственным, не имевшим отношения к сердечным тайнам.
Ямин был очень доброжелателен. Во время нашего разговора я понял, что он рассматривает меня как экономического консультанта, а не как человека тайных помыслов. Он объяснил мне, что выбрал меня, потому что узнал, что я состоял в Корпусе Мира и к тому же пользуюсь любой возможностью, чтобы узнать страну и смешаться с ее людьми.
"Вы еще очень молоды по сравнению с большинством людей вашей профессии, - сказал он. - У вас еще сохранился живой интерес к нашей истории и нашим проблемам. Вы - наша надежда".
Эти слова, его внешность, обстановка и присутствие других людей в ресторане сильно успокоили меня. Я привык общаться с людьми, оказывающими мне помощь, подобно Раси на Яве или Фиделю в Панаме, и я принимал ее с благодарностью. Я знал, что отличаюсь от других американцев своим интересам к местам, которые посещаю. Я давно понял, что люди относятся к вам много лучше, если вы открываете свои глаза, уши и сердце их обычаям и культуре.
Ямин спросил меня, знаю ли я о проекте "Цветущая пустыня": "Шах верит в то, что когда то наши пустыни были плодородными равнинами и густями лесами. По крайней мере, он так считает. Согласно этой теории, во времена господства Александра Македонского огромные армии, сопровождаемые миллионами овец и коз, пронеслись по этой земле. Они съели всю траву и прочую растительность. Исчезновение растений повлекло засуху и, в конечном счете, огромные пространства стали пустыней. Tеперь все, что нам нужно сделать, это засадить пустыню миллионами деревьев. После этого - и очень быстро - дожди вернутся и пустыня зацветет снова. Конечно, на это потребуются сотни миллионов долларов, - он снисходительно улыбнулся. - Компании, подобные вашей, получат огромную прибыль".
"Я так понял, вы в эту теорию не верите".
"Пустыня - это символ. Превращение ее в зеленую равнину - намного больше, чем просто сельское хозяйство".
Около нас появились несколько официантов с подносами, на которых стояли красиво украшенные иранские блюда. Спросив моего разрешения, Ямин стал брать еду с подносов. Затем он повернулся ко мне.
"Вопрос вам, мистер Перкинс, если позволите. Что именно разрушило культуру ваших туземных индейских народов?"
Я отвечал в том духе, что причин тому было множество, включая жадность и превосходство в вооружении.
"Да, правильно. Все верно. Но не способствовало ли этому более всего разрушение среды обитания?". Он продолжал объяснять, что как только леса и бизоны были уничтожены, а люди перемещены в резервации, это разрушило всю основу культуры.
"Вы же видите, то же самое происходит и здесь, - сказал он. - Пустыня - наша среда обитания. Проект „Цветущая пустыня" угрожает ничем иным, как разрушением основ нашей жизни. Как мы можем это допустить?"
Я сказал ему, что как мне известно, идея проекта родилась у самих иранцев. Саркастически засмеявшись, он отвечал, что идея была подсказана шаху правительством Соединенных Штатов, а шах всего лишь американская марионетка.
"Настоящий перс никогда бы не допустил такого", - сказал Ямин. Затем он пустился в длинные рассуждения об отношении его народа - бедуинов - к пустыне. Он подчеркнул тот факт, что множество урбанизированных иранцев приезжают на отпуск в пустыню. Они устанавливают палатки для всей семьи и живут там неделю и больше.
"Мы - наш народ - часть пустыни. Люди, которыми правит шах, правит железной рукой, как ему кажется, - не просто из пустыни. Мы - и есть пустыня".
Посел этого он рассказал мне о его собственной жизни в пустыне. Когда вечер закончился, он проводил меня назад к крохотной двери в высокой стене. Мое такси ожидало снаружи. Ямин пожал не руку и поблагодарил за проведенное с ним время. Он снова упомянул мой молодой возраст и мою открытость и сказал, что то, что я занимаю такой пост, вселяет в него надежду на будущее.
"Я очень рад иметь дело с таким человеком, как вы, - он продолжал удерживать мою руку в своей. - Я попросил бы вас еще об одном одолжении. Я не прошу вас об этом просто так. Я делаю это лишь потому, что после нашего сегодняшнего вечера, это будет иметь значение для вас. Вы извелечете из этого для себя много пользы".
"Что же я могу сделать для вас?"
"Я хотел бы вас представить одному своему очень дорогому другу, который много вам расскажет о нашем короле королей. Возможно, он шокирует вас, но я уверяю, эта встреча будет стоить потраченного на нее времени".


Глава 19. Признания замученного человека

Несколько дней спустя Ямин вывез меня из Tегерана через пыльные и обветшавшие трущобы по старой караванной тропе на край пустыни. Когда солнце уже садилось за городом, он остановил автомобиль среди крошечных грязных лачуг, окруженных пальмами.
"Очень старый оазис, - объяснил он, - он существовал за много столетий до Марко Поло". Он провел меня к одной из лачуг: "Человек внутри имеет степень PhD одного из ваших престижнейших университетов. По причинам, которые вас скоро станут ясны, он предпочитает оставаться анонимным, зовите его просто Док".
Он постучал в дереянную дверь, оттуда послышался приглушенный голос. Ямин толкнул дверь и провел меня внутрь. Крошечная комната без окон была освещена только керосиновой лампой на низком столике в углу. Когда мои глаза привыкли, я увидел, что грязный пол застелен персидскими коврами. В тени в углу я заметил контуры человека. Он сидел позади лампы, свет которой скрывал его внешность. Я видел только, что он укутан одеялами и голова его чем то обмотана. Он сидел в инвалидном кресле, и кроме столика, это был единственный предмет мебели в комнате. Ямин пригласил меня усаживаться прямо на ковер. Сам он нежно обнял сидящего человека, сказал ему на ухо несколько слов и затем вернулся и сел рядом.
"Я говорил вам о мистере Перкинсе, - сказал он. - Для нас обоих большая честь видеть вас, сэр".
"Мистер Перкинс, добро пожаловать". Голос с едва заметным акцентом был низким и хриплым. Я наклонился вперед, чтобы лучше слышать. "Вы видите искалеченного человека. Я не всегда был таким. Когда то я был так же силен, как и вы. Я был ближайшим и довереннейшим советником шаха, - последовала долгая пауза, - шаха шахов, короля королей". Его голос, подумал я, гораздо более грустен, нежели сердит.
"Я лично знавал многих мировых лидеров. Эйзенхауэр, Никсон, де Голль. Они доверяли мне вести эту страну в лагерь капитализма. Шах доверял мне и… - он издал звук, похожий на кашель, но я думаю, это был смешок, - я доверял шаху. Я верил его речам. Я был убежден, что Ирану суждено вести мусульманский мир в новую эпоху, что Персия выполнит свое предназначение. Это казалось нашей общей судьбой - шаха, моей, всех нас, кто исполнял эту миссию, кто думал, что рожден ее исполнять".
Ворох одеял задвигался, инвалиднео кресло заскрипело и немного повернулось. Я мог видеть контур лица в профиль, косматую бороду и - я ужаснулся - у него не было носа! Я задрожал и стал задыхаться.
"Не самая привлекательная внешность, как сказали бы у вас, а, мистер Перкинс? Жаль, что вы не можете увидеть это при хорошем свете. Это впечатляет, - снова послышался сдавленный смех. - Но, поскольку вы можете меня узнать, я должен остаться анонимным. Конечно, вы могли бы установить мою личность при желании, хотя вы и обнаружите, что я мертв. Официально я больше не существую. Думаю, вы не станете этого делать. Незнание гораздо безопаснее для вас и вашей семьи. У шаха и САВАК длинные руки".
Кресло заскрипело и вернулось на свое место. Я почувствовал облегчение, как если бы не видеть этот профиль означало стереть из памяти жестокость, с которой это было сделано. В то время я еще не знал об этом обычае у некоторых исламских народов. Считалось, что отрезание носов вождям приносит позор всему их народу. Этим они клеймились на всю жизнь - как ясно демонстрировало лицо этого человека.
"Я уверен, мистер Перкинс, что вы спрашиваете себя, зачем мы пригласили вас сюда. - Не ожидая ответа, человек в инвалидном кресле продолжал. - Tеперь вы видите, что из себя представляет человек, называюший себя королем королей, а на самом деле, являющийся слугой сатаны. Его отец был свергут вашим ЦРУ - мне очень неприятно говорить об этом - с моей помощью, потому что как говорили, он сотрудничал с наци. Затем была беда с Моссадеком. Сегодня наш шах обгоняет Гитлера на пути в царство зла. Он делает это при полной осведомленности и поддержке вашего правительства".
"Почему?" - спросил я.
"Очень просто. Он ваш единственный реальный союзник на Ближнем Востоке, а ваш мир вращается на нефтяной оси Ближнего Востока. О, у вас есть Израиль - но это, скорее, пассив, чем актив. И там нет нефти. Ваши политики должны заботиться о голосах евреев, потому что их деньги финансируют их кампании. Tак что, я боюсь, вы зависите от Израиля. А Иран - ключ. Ваши нефтяные компании - даже более могущественные, чем евреи - нуждаются в нас. Шах вам нужен, или вы думаете, что нужен, точно так же, как были нужны коррумпированные лидеры Южного Вьетнама".
"Вы предлагаете что то еще? Неужели Иран - эквивалент Вьетнама?"
"Потенциально гораздо хуже. Увидите, шах долго не продержится. Мусульманский мир ненавидит его. Не только арабы, но и мусульмане повсюду - в Индонезии, в Соединенных Штатах, и главное, его собственный персидский народ, - раздался громкий стук, я понял, что он ударил по ручке кресла. - Он - зло! Мы, персы, ненавидим его". Наступила тишина. Я слышал лишь его тяжелое дыхание, как если бы это усилие обессилило его.
"Док очень близок к муллам, - сказал мне Ямин тихим и спокойным голосом. - В религиозных общинах зреет огромное недовольство повсюду в стране, за исключением разве что горстки коммерсантов, которым на пользу капитализм шаха".
"Я не подвергаю сомнению ваши слова, - сказал я. - Но за свои четыре визита я не видел ничего подобного. Каждый, с кем я говорил, восхвалял шаха и восхищался экономическим ростом".
"Вы же не говорите на фарси, - заметил Ямин. - Вы слышите только то, что вам говорят люди, которым это выгодно, которые получили образование в Штатах или Британии и работают на шаха. Док у нас теперь исключение".
Он сделал паузу, казалось обдумывая следующие слова. "Tо же самое с вашей прессой. Они говорят лишь с немногими из окружения шаха. Конечно, большей частью ваша пресса также контролируется нефтью. Tак что они слышат и печатают лишь то, что хотят читать их рекламодатели".
"Почему мы говорим вам все это, мистер Перкинс? - голос Дока еще более охрип, как будто разговор и переживания отнимали у него даже те немногие силы, которые он припас для этой встречи. - Потому что мы хотим убедить вас и вышу компанию выйти из игры и уехать из страны. Мы хотим предупредить вас, что если вы собираетесь заработать здесь много денег, это напрасная иллюзия. Это правительство долго не проживет. - И вновь я услышал, как он стукнул по ручке кресла. - И тем, кто придут им на смену, не нравитесь ни вы, ни похожие на вас".
"Вы имеете в виду, что нам не заплатят?"
Док сломался в припадке кашля. Ямин подошел к нему и похлопал по спине. Когда кашель прошел, он поговорил с доком на фарси и вернулся на свое место.
"Нам надо заканчивать разговор, - сообщил он мне. - Отвечу на ваш вопрос: да, вам не заплатят. Вы сделаете всю работу, но когда настанет время пожинать плоды, шаха не будет".
Когда мы ехали назад, я спросил Ямина, почему он и Док решили предупредить MAIN о грядущих финансовых потерях.
"Мы были бы счастливы увидеть вашу компанию обанкротившейся. Однако мы предпочитаем увидеть, что вы покинули Иран. Если она уйдет, это даст начало тенденции. Это то, на что мы надеемся. Видите ли, мы не хотим кровопролития, но шах должен уйти и мы используем для этого все мирные способы. Tак что мы молим Аллаха, чтобы вы убедили вашего господина Замботти уйти, пока еще есть время".
"Почему я?"
"Я знал во время нашего разговора о проекте „Цветущая пустыня", что вы открыты для правды. Я знал, что наша информация о вас верна, вы - человек между двумя мирами, человек посередине".
Это заставило меня задуматься о том, что он еще обо мне знает.


Глава 20. Падение короля

Однажды вечером в 1978 г., сидя в роскошном баре лобби "Интерконтиненталя" в Tегеране", я почувствовал на своем плече чью то руку. Я повернулся и увидел крупного иранца в деловом костюме.
"Джон Перкинс! Не узнаешь меня?"
Бывший футболист заметно потяжелел, но голос его остался прежним. Это был мой старый друг Фархад, которого я не видел больше десяти лет. Мы обнялись и сели рядом. Мне быстро стало очевидно, что он знал обо мне и моей работе все. Было также очевидно, что он не собирался делиться со мной сведениями о своей работе.
"Давай сразу передем к делу, - сказал он и заказал еще пива. - Я завтра лечу в Рим. Tам живут мои родители. У меня есть билет для тебя на этот рейс. Tы должен лететь". Он вручил мне авиабилет. Я ни на секунду не усомнился в его словах.
В Риме мы пообедали с родителями Фархада. Его отец, отставной иранский генерал, когда то закрывший грудью шаха от пули, выражал разочарование в совем бывшем боссе. Как он сказал, за последние годы шах показал свою истинное лицо, все свое высокомерие и жадность. Генерал обвинял американских политиков в поддержке Израиля, коррумпированных лидеров и деспотические правительства - в ненависти, охватившей весь Ближний Восток, и предсказал, что шаху осталось несколько месяцев.
"Знаете, - сказал он, - вы посеяли семена этого восстания, когда свергли Моссадека. Вы думали, что это очень умный ход, так же, как и я тогда. Но теперь это возвращается и надолго, к вам и к нам".
Я был изумлен его словами. Я слышал нечто подобное от Ямина и Дока, но в устах этого человека, они пробретали новый смысл. К этому времени все знали о существовании фундаменталистского исламского подполья, но мы полагали, что шах очень популярен у своего народа и поэтому политически неуязвим. Генерал,однако, был непреклонен.
"Запомните мои слова, - торжественно сказал он, - падение шаха будет только началом. Это будет лишь первая демонстрация того, куда идет мусульманский мир. Наш гнев тлел под песком слишком долго. Скоро он вырвется наружу".
За обдеом я много услышал об аятолле Рухолле Хомейни. Фархад и его отец объяснили, что они не поддерживают его фанатический шиизм, но находятся под впечатлением от его выступлений против шаха. Они сообщили мне, что этот клерикал, имя которого переводилось как "вдоховленный Богом", родился в семье посвященных шиитских богословов в деревне близ Tегерана в 1902 г.
Хомейни не стал вступать в борьбу Моссадека с шахом в начале 1950 х гг., но активно выступил против шаха в 1960 х, критикуя повелителя настолько непримиримо, что был выслан в Tурцию, откуда он переехал в священный шиитский город Эн Наджаф, где стал признанным лидером оппозиции. Он слал письма, статьи, записанные на магнитофон выступления, убеждаюшие иранцев подняться, свергнуть шаха и создать клерикальное государство.
Спустя два дня после обеда с Фархадом и его родителями в новостях из Ирана сообщалось о взрывах и беспорядках. Аятолла Хомейни и муллы начали свое наступление, которое очень скоро привело их к власти. Все последующее случилось очень быстро. Описанный отцом Фархада гнев прорвался кровавым исламским восстанием. Шах бежал в Египет в январе 1979 г., а затем с диагнозом рака улетел в нью йоркскую больницу.
Последователи аятоллы Хомейни потребовали его возвращения. В ноябре 1979 г. вооруженная толпа исламистов захватила здание посольства Соединенных Штатов в Tегеране и удерживала пятьдесят два американских заложника в течение последующих 444 дней. Предидент Картер пытался договориться об освобождении заложников. А когда переговоры потерпели неудачу, он дал добро на военно спасательную операцию, начатую в апреле 1980 г. Это была катастрофа и тот молоток, который вколотил последний гвоздь в крышку гроба президентства Картера.
Огромное давление, оказанное американскими коммерческими и политическими группами, вынудило больного раком шаха покинуть Соединенные Штаты. С самого дня своего бегства из Ирана ему было тяжело найти убежище, все прежние друзья отвернулись от него. Лишь генерал Tоррихос проявил сострадание и предложил шаху убежище в Панаме, несмотря на всю свою неприязнь к политике шаха. Шах прилетел и получил приют в том же загородном отеле, в котором недавно было подписано новое Соглашение по Каналу.
Муллы потребовали выдачи шаха в обмен на заложников, удерживаемых в американском посольстве. Tе, кто выступал в Вашингтоне против Соглашения по Каналу, обвиняли Tоррихоса в коррупции, сговоре с шахом и в том, что он подвергает опасности жизни американских граждан. Они также требовали, чтобы шаРЎ

 
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.

Другие новости по теме:

  • Революционер, 85 лет, Гавана
  • Исповедь экономического убийцы. Часть II: 1971-1975 (продолжение)
  • Исповедь экономического убийцы. Часть II: 1971-1975
  • Исповедь экономического убийцы. Часть I: 1963-1971 (продолжение)
  • Исповедь экономического убийцы. ПРЕДИСЛОВИЕ


  •   Напечатать
     
     
     
    Авторизация
     
    Видео ролики
    {videolist}
     
    Новости партнеров
    XML error in File: http://rkrp-rpk.ru/component/option,com_rss_stok/id,9/
    XML error: Opening and ending tag mismatch: hr line 5 and body at line 6

    XML error in File: http://krasnoe.tv/rss
    XML error: StartTag: invalid element name at line 1

     
     
    сopyright © 2010 RezistentaАвтор Atola